— Пошли!
Свернули в переулок, где было темно и торчали кирпичные развалины.
Прижимаясь к Иоганну, девушка говорила раздельно, строго:
— Я ваша связная. У него, — она кивнула на идущего сзади Зубова, — есть теперь свое особое задание. — Задумалась. — Полагаю, пока для нас с вами самой подходящей «крышей» будет… — запнулась, — ну, вы за мной, словом… ухаживаете. — Спросила: — У вас есть другие варианты?
— Нет, — чистосердечно признался Иоганн.
— Своему начальству завтра доложите о нашем знакомстве. Ну и о том, что ночевали у меня, что ли. Так будет, пожалуй, правдоподобней.
— Что правдоподобней? — спросил Вайс.
— Ах, — сердито сказала девушка, — ну, раз артистка, какие с ней могут быть еще церемонии! Верно?
— Да нет, вы ошиблись, — запротестовал Иоганн. — Они считают меня очень приличным молодым человеком.
— Вообще ничего не следует слишком подчеркивать, благовоспитанность тоже, — наставительно сказала девушка. — Во всяком случае, вам, ефрейтор.
— Хорошо, — согласился Вайс.
— Ну, ничего хорошего в этом нет. — Прижалась еще теснее. — Запомните. Я Эльза Вольф. Фольксдойч. Мать — полька. Отец, конечно, немец, офицер. Погиб. Я дитя любви. Родилась в Кракове. Католичка. Если спросят про партнера — любовник. Но скоро бросит. Что еще? Все, кажется. — Напомнила решительно: — Значит, будете у меня ночевать.
Иоганн взмолился:
— Но я же не могу. Я обещал Дитриху, Штейнглицу и наконец, Лансдорфу явиться вовремя. Я должен…
— Нет, не должны. Вы должны помочь мне обрести в вашем лице армейского покровителя: соседи начали меня притеснять. Спокойной ночи, — сказала она громко по-немецки, обращаясь к Зубову.
— Ладно, спокойной ночи, — пробормотал Зубов и ушел.
— Куда он? — спросил Иоганн.
Эльза пожала плечами.
— Ну как же так, один…
— А вас не интересует, как я здесь одна и всегда одна?
— А Зубов?
— Николь — хороший парень, но он слишком полагается на силовые приемы. Недавно он снова придумал аттракцион с пальбой.
— Извините, а сколько вам лет?
— По годам вы старше меня, по званию — не знаю — не знаю, — строго сказала Эльза.
— А вы давно?..
— Вернетесь, зайдете в кадры, попросите мое личное дело… — Посмотрела напряженным взглядом в глаза, добавила отрывисто: — Докладывайте, я слушаю…
Вайс сжато повторял ей все то, что готовил для информации. Она кивала, давая понять, что запомнила. Спросила:
— Это все?
— Нет, только главное.
— Неплохо, — похвалила она без улыбки. — Вы не теряли времени. Молодец.
— Благодарю вас, — и Вайс добавил слегка иронически: — товарищ начальник!
— Нет, — сказала она. И напомнила: — Я только ваша связная.
— Разрешите обратиться с вопросом?
— Знаете, — сказала она, — не нужно на меня обижаться. Вы думаете, я сухарь. А мне просто на шею хотелось броситься сначала Зубову, потом вам. Я так долго не видела своих… Так что вы хотели узнать?
— Это вы открыли у Зубова артистическое дарование?
— Я, — кивнула она с гордостью. — Существует специальный «циркуляр фюрера» о поддержании в народе хорошего настроения, и в связи с этим предоставляется броня служителям искусства, «мастерам бицепса». Я отдала Зубова под покровительство этого циркуляра. И представьте, Зубов нравится публике. Но он очень дерзко ведет себя.
— На сцене?
— Нет.
— С вами?
— Нет, с немцами. — Добавила грустно: — Я каждый раз удивляюсь, когда вижу его.
— Почему?
— Ну, просто потому, что он всегда уходит как бы навстречу смерти.
Появился какой-то прохожий.
Эльза стала болтать по-немецки. Вайс вслушивался в ее речь: произношение было безукоризненным. У фонаря он еще раз внимательно взглянул ей в лицо. Ничего такого особенного — бледное, усталое. Чуть великоватый открытый лоб. Но огромные, казалось, самосветящиеся глаза скрадывали белизну лба. Губы мягкие, большие, но красиво очерченные. Тяжеловатый подбородок со шрамом. А голос! Голос у нее очень разный: то глухой, то глубокий, грудной, то резкий, отрывистый.
Подошли к четырехэтажному невзрачному дому, вход со двора. Пахнуло помоями. Лестница темная. Дверь Эльза открыла своим ключом. Длинный коридор. Комната рядом с кухней — крохотная, стол, стул, деревянная кровать, даже нет шкафа.
Сбросив на спинку стула бобриковый жакет, развязав платок, она вдруг обрушила на плечи копну блестящих ярко-рыжих волос. Предупредила шепотом:
— Крашенные. Так вульгарней. — Приказала: — Ложитесь, спите. Я вас разбужу. Снимите китель, я пойду с ним на кухню, выглажу. — Объяснила: — Вещественное доказательство для соседей. — Усмехнулась иронически: — А то, знаете, подозрительно, ни разу не приводила мужчин. Я погашу свет.
— Зачем? — спросил Вайс.
— Затем, что вы должны все-таки поспать.
Эльза вернулась не скоро. Она легла рядом с Иоганном, накрылась жакеткой, придвинулась поближе, спросила:
— Вы хотите мне еще что-нибудь сказать?
Он шептал ей на ухо то, что считал необходимым дополнительно передать в Центр, от его дыхания шевелилась прядка ее волос. И вдруг девушка засмеялась. Он подумал, что она смеется над ним: считает сведения недостоверными или уже устаревшими, но она объяснила: «Щекотно», — и он осторожно убрал прядку с ее уха. И когда снова зашептал, он несколько раз нечаянно коснулся ее уха губами, но она ничего не сказала: или не заметила, или не сочла нужным заметить. А потом пришла ее очередь говорить, он повернулся к ней спиной, и теперь она шептала ему в самое ухо, строго начальнически. Сегодня она, так и быть, примет устную информацию, но на будущее он должен сам все зашифровывать. О «почтовых ящиках» он получит указание позже. Схему расположения баз горючего пусть нанесет сейчас же: она может понадобиться Зубову.